В какие моря и широты уйдут этим летом суда российского научного флота?
Факты, как известно, - критерии истины. А добыть их порой можно только на морском дне. Для исследований экологии, климата, геологии, для ответов на вопросы биологии и биохимии ученым необходимо собрать данные о температуре и составе морской воды, структуре дна и добыть еще тысячу параметров, на основании которых можно построить модель, чтобы подтвердить или опровергнуть гипотезу.
В этой работе исследователям помогают именитые "академики" - суда российского научного флота. Сейчас они все объединены в Центр морских экспедиционных исследований, входящий в состав Института океанологии РАН. О том, чем и как занимается научный флот России, "РГ" рассказал доктор географических наук, врио директора Института океанологии РАН Алексей Соков.
Алексей Валентинович, какие планы у "академиков" на этот год?
Алексей Соков: По программе заложено около 550 экспедиционных судосуток. На 11 пароходов, которыми мы располагаем, это совсем немного. Большую часть времени суда простоят в портах базирования. С максимальной загрузкой работают "Академик Сергей Вавилов" и "Академик Йоффе", но они отданы во фрахт, возят туристов в труднодоступные уголки северных морей Европы и канадского побережья Северной Америки. Из пароходов, занятых в экспедициях, большая нагрузка выпала на "Академика Мстислава Келдыша". Он сейчас вышел из ремонта и в конце месяца готовится выйти в первый научный рейс из трех. Для начала его задача - провести мониторинг Северной Атлантики по 60-й параллели северной широты.
Это какая-то особая параллель?
Алексей Соков: По этому разрезу накоплен максимальный массив данных. Программа изучения 60-й параллели идет с 1997 года. Определяем течения, температуры вод от поверхности и до самого дна, ученые выясняют взаимное влияние Арктики, Северной Атлантики и атмосферы. Массив данных пока нарабатывается, полноценная математическая модель еще не построена. Но многие важные факты уже удалось научно установить. Например, исследовательские группы на наших судах достоверно выяснили, что Гольфстрим никуда не исчез, не замедлился, не остыл и не закипел, с ним все в порядке. Некоторые наши коллеги бьют тревогу, что в этом теплым течением что-то изменилось, но у них просто нет полных данных: большинство измеряют только температуру поверхностной "пленки", мы же опускаем наши приборы до самого дна. Это позволило выяснить, что да, в поверхностном слое за время наблюдений некоторые изменения произошли, но и они не выходят за рамки циклических колебаний. Мы увидели, как холодная вода с поверхности быстро опускается на глубину и как распределяется там по другим районам. Измерили все градусы, джоули, паскали, барры... На таком массиве информации уже можно делать выводы.
Сколько еще лет надо будет проводить измерения на 60-м меридиане, чтобы можно было сделать окончательный вывод?
Алексей Соков: Чтобы построить модель, потребуется, видимо, еще несколько лет наблюдений. Но и потом надо продолжать мониторинг, следить за состоянием и положением дел. Все это позволит нам владеть картиной состояния дел на планете.
Какие еще планируются экспедиции?
Алексей Соков: "Академик Келдыш" после возвращения из Атлантики отправится в Карское море и море Лаптевых. Там запланированы работы по изучению экосистемы. А третий его рейс запланирован уже на осень. Основная цель - разобраться с выбросами метана в Восточно-Сибирском море и море Лаптевых. Их источник пока не определен. А метан - один из газов, участвующих в образовании "парникового эффекта". "Академик Борис Петров" уйдет на Балтику - будет исследовать ситуацию в местах, где после войны затапливали химическое оружие. Западные коллеги на эту тему не очень распространяются, и нам важно иметь собственные данные.
Это все "западный сектор". А что на Дальнем Востоке?
Алексей Соков: "Академик М.А. Лаврентьев" отправится из Владивостока в Охотское море и дальше на север - у него задачи в области гидрофизики и биоресурсов. А другое научно-исследовательское судно - "Академик Опарин" - влозьмет курс в Южно-Китайское море. Там уже много лет идет программа, связанная с использованием морских животных, растений и кораллов для создания новых лекарственных препаратов, лечения человека.
Каково состояние ваших судов? Их научное оснащение?
Алексей Соков: Флот у нас не молодой, но это не главная проблема. Модернизация оборудования уже лет 25 происходит по остаточному принципу. Государство нам на все нужды выделяет примерно 1 миллиард рублей в год. На эти деньги мы должны поддерживать готовность наших судов, проводить экспедиции по заданиям, которые получали от упраздненного теперь ФАНО. То есть закупать горючее и платить зарплату экипажу - все моряки состоят в штате Института океанологии. Если что-то остается сверх, можем потратить на новое оборудование. До 2013 года было довольно много заказов от нефтяников и газовиков, они приносили внебюджетное финансирование. Но в последние годы этот источник иссяк.
То есть ученые вынуждены пользоваться в море устаревшими инструментами для исследований?
Алексей Соков: Научные группы привозят свои аппараты и инструменты. Моряки шутят: "О, двухкомнатная квартира на борт прибыла", - все эти приборы очень дорого стоят. Мы же предоставляем суда и, например, эхолоты для определения рельефа дня. А также лебедки для погружения всех этих баснословно дорогих аппаратов в океан.
Лебедка - это ведь очень простое оборудование? Никак не трехкомнатная квартира?
Алексей Соков: Так только кажется. Лебедка, способная опустить трос на шесть тысяч метров, потом его выбрать, не потерять закрепленный прибор, не лопнуть, не заесть в самый ответственный момент, - это очень сложное и дорогое оборудование. Такие выпускают очень немногие предприятия. И когда мы проводим конкурс на закупку оборудования, иногда получается так, что победитель оказывается просто не в состоянии поставить требуемое. Деньги, конечно, возвращаются в бюджет. Но и мы, и наши научные группы еще минимум на год остаются без удобного и надежного оснащения, вынуждены ухитряться работать с тем, что есть.
Научные группы вам платят за участие в рейсе?
Алексей Соков: Правило такое - за сам рейс ученые не платят. Если группа выиграла по конкурсу право на проведение своих работ, мы обязаны ее доставить в нужную точку и всеми силами способствовать проведению исследований. Причем среди ученых могут быть и наши, и иностранцы - руководители научных групп имеют право приглашать любых специалистов. За работу со всеми "пассажирами" нам платит государство. Единственное, за что должны рассчитаться те, кого наши суда берут на борт, - питание и коммунально-бытовое обслуживание. Но это очень скромная сумма по сравнению с ценой рейса. Я тут прикидывал - нам для нормального функционирования и развития надо вместо 1 миллиарда рублей получать три. Тогда мы сможем и готовность поддерживать, и экспедиции проводить, и модернизацией заниматься. А пока все, что нам удается - выживать, проводить научные исследования и возить туристов. Что, впрочем, уже не так и плохо.
Кадровый вопрос
Есть ли особые требования к морякам для экипажей научных судов?
Алексей Соков: Работа в научном рейсе - сложная, ответственная, с очень дорогим оборудованием. Поэтому, естественно, мы не можем набрать бичей по объявлению, у нас все - от капитана до матроса - проверенные и очень квалифицированные люди. Но есть и другая проблема: у нас очень низкие зарплаты. На круизных лайнерах, на танкерах иностранных компаний моряки за похожую (или даже более простую) работу могут получать в несколько раз больше. Как удается удержать людей? Гарантируем занятость, ротируем экипажи зафрахтованных судов - там зарплаты близки к мировым уровням. Так и крутимся.
Источник: Российская газета - Спецвыпуск №7597 (134) 21.06.2018
